В этом разделе представлены отрывки из книги А.Г. Пржиалковского "Солигалич" [1]
посвященные истории города.
Так как она выпущена в славном 1986г. некоторые места, типа "Слава КПСС!" :) я убрал.
В остальном же полностью сохранен авторский текст.
И С Т О К И
Велика Россия и величава.
Не счесть и в год всех малых и больших ее городов.
"Что ни город - то
норов"...
Так говорилось издревле.
Иди, попробуй, отыщи
на российских просторах два города на один манер! Каждый имеет неповторимую
родословную, свою незаемную историю. И все это уходит корнями или в глубь
веков или же в четкую еще дымку недальних десятилетий... И нет ни одного
города без какой-нибудь романтической легенды. Русский народ по душевному
складу - поэт. Разве мог он оставить тот или иной уголок родной земли,
политый потом и кровью, без устного предания или летописного сказания?
В звездной россыпи российских городов есть один, что зовется мягко и протяжно:
Солигалич...
Есть у города доставшаяся
от пращуров нетленная летопись, в коей говорится, что на этом месте шумели
непроходимые, угрюмые леса. но...
В 1335 году Галичский
князь Феодор Симеонович и игумен Спасского монастыря Афанасий ночью, на
день Св. Пасхи, при выходе из церкви увидели на западной стороне свет наподобие
зари, склоняющейся к земле.
На той же неделе
в четверг, в пятом часу пополудни, князь, идя в храм, слышал сильный гром
и видел огненный столп в той же западной стороне. Не желая оставить без
внимания подобные явления, князь с боярами, по совету игумена, отправился
в указанную явлениями сторону, прошел мимо Чудского (вероятно, Чухломского)
озера и неподалеку от него нашел в лесу человека, жившего тут уже семнадцать
лет и бежавшего из Твери, от князя Тверского, который хотел убить его и
его семейство. Человек этот объявил, что место, над которым был виден свет,
недалеко, указавши его на берегу реки, для узнания которой отправлены были
люди по течению и нашли, что это Кострома-река...
Видел ли князь "огненный
столп" и зоревой свет, слышал ли гром небесный, кто теперь знает? Однако
то, что Федор Симеонович, потомок Константина Ярославича, брата Александра
Невского, самолично с боярами начал первым в тех местах рубить лес - вполне
возможно. В те поры русские князья не гнушались помахать топориком в мирном
строительном деле, как могли очертя голову ринуться с мечом в гущу кровавой
сечи. Или же, как Александр Ярославич, - вместе с мужиками сноровисто тянуть
рыбацкие сети.
-Лепота! - восхищенно
молвил князь, когда, отойдя поодаль, увидел узорные главки деревянной церкви
во имя Воскресения Христова, что явилась родоначальницей Воскресенского
монастыря.
А случилось это в 1335 году.
И эта дата - есть
исток и начало истории города Солигалича.
Как ни красива легенда, как ни
поэтична, но монастырь все же появился не по указанию "явления". Все было
житейски просто и практично. Монахи потянулись к соляному промыслу, что
сулил братии немалые доходы. А соляные варницы впервые были помянуты в
духовном завещании великого московского князя Ивана Даниловича Калиты,
писанном еще в 1332 году. А коль был промысел, значит было и поселение.
С появлением монастыря оно стало быстро расти и получило имя Солеи Галицких.
На месте поселения
вырос град Солигалич, который в XVIII веке удостоился своего герба: в золотом
поле, как три счастливых звезды, засияли три стопки соли...
***
У гербов древних российских
городов есть великое достоинство: они лаконичны и выражают главную суть
владельцев. Но почти все они могли бы, как и Солигалич, запечатлеть на
гербе - плуг, топор и меч. Этими орудиями войны и мира всегда в совершенстве
владели солигаличане. Конечно, им более по душе было ходить за сохой, возделывать
землю, строить избы и златоглавые храмы, приумножать славу России на мирном
поприще, но исторические судьбы часто складывались так, что приходилось
браться за тяжкий булат.
Восточные соседи
Солигалича-ветлужские и вятские черемисы - не давали покоя юному городу.
Особенно усердствовал ветлужский князь Никита Баиборода - в 1350, 1352
и 1354 годах он совершал набеги на монастырь и посад, но безуспешно. Враждебность
черемисов заставила галичского князя Андрея Федоровича возвести вокруг
Воскресенского монастыря деревянный острог, снабженный военным нарядом
и "огненным боем".
Однако настырный
Баиборода не устрашился огненного боя и в 1372 году вместе с ногайцами,
как ночной тать, неожиданно напав на Солигалич, разрушил до основания острог,
разграбил монастырские сокровища. Местная летопись скорбно гласит: "...и
около тоя обители волости и села пожгоша и плениша людей".
Время залечило раны,
и постепенно Соль Галицкая стала набирать силы, она отстроилась, занялась
привычными мирными делами.
Но в 1450 году многострадальный
город вместе с Галичем был присоединен к Московскому государству. Княжество
превратилось в уезд, поделенный па шесть осад. Одной из них стала Солигаличская
(Усольская). Великие московские князья хорошо знали, что соль - это надежное
пополнение казны, а потому зорко следили за развитием солеварения. И в
завещаниях своих не забывали поминать здешние соляные варницы.
В первой половине
XVI века у Соли Галицкой появляются новые недруги -казанские татары. В
морозном январе 1532 года перед земляным валом Солигалича появилась "рать
велия поганых варвар - четыренадесять тысящ... зело величахуся и хваляхуся
град той взяти". Окружили незваные вороги град: и слышали солигаличане
дерзкий смех и угрозы неприятеля, конское ржание и звон оружия. И были
вопли и стенания. Все было. Только не посетил защитников города низкий
страх. Три дня и три ночи бились они с варварами - не на жизнь, на смерть.>
Рукописный памятник
истории, что бережно хранится в местном краеведческом музее, гласит о том
далеком сражении так:
"В сие время в котлах
железных грели воду и кипятком на поганых плескали. Татары начали полки
своими мятися и зело страх великий нападе на ня и не ведяху: камо бежати.
Пудари же в кипелинах многое множество побивающе варвар".
Ратные подвиги солигаличан
не скрылись за ушедшими столетиями. До сей поры видны следы земляного вала
и огромный ров, что наполнялся когда-то водой.
Кстати, место былой
битвы на левом берегу Костромы - именовалось городом, а селение по другую
сторону реки - звалось посадом. На валу было шесть деревянных башен и двое
ворот - Спасские и Дмитровские. При первых находилась опальная тюрьма под
башнею, а под собором хранилась церковная казна.
Затихла битва...
И над мирными полями
зазвенела песня жаворонка. И вновь - ненадолго. Продолжались опустошительные
татарские набеги. Уже после того, как "побил государь Золотую Орду под
Казанью", неугомонившееся войско ворвалось в здешние пределы, спалило посад
и Воскресенский монастырь.
Семнадцатый век повеял
бедой уже совсем с другой стороны: началась польская интервенция. К концу
1608 года были захвачены Ярославль, Вологда, Галич, Тотьма. Три раза в
эти трудные годы подвергался город нападениям польских отрядов. Пустели
города и села. Бесчинства и жестокость встретили решительный отпор русских
людей. Вспыхнуло пламя народных восстаний...
В конце 1608 года
поднимается гордый Галнч. И тут же - его сосед и собрат поддерживает свободолюбца
и мятежника. В Вологду и Тотьму, по глухим лесным тропам спешат надежные
люди с письмами, призывающими к немедленной борьбе с ворогом. Вместе с
двумя галичанами в опасную дорогу был снаряжен солигаличский посадский
человек Будило Говоров.
"Вставайте, люди
русские!"
Вольной птицей пролетел
этот клич над посадами и городами.
Восстала Кострома.
Ополченские рати галичан и солигаличан, соединившись с костромичами, двинулись
на Ярославль, где хозяйничало войско пана Лисовского. Велик был замах,
сильна ярость противу иноземцев - но сражение под Ярославлем ополченцы
проиграли. И не оттого, что слабы да не храбры были, а потому, что сыскались
среди бояр да дворян продажные души... На плечах отступавших Лисовский
ворвался в Кострому, затем направился в Галич, спалил его, а с солигаличан
потребовал выкуп.
Не хотелось солигаличанам
выплачивать контрибуцию, но по зрелом размышлении, осознав, что государевых
пушек и пороха нет, что "крепиться" нечем, сплюнули и отдали ляхам деньги.
Заплатить - заплатили, но под золой - как бы смирившегося, затухшего костра
- таилось пламя будущего отмщения. А пока остатки ополчения рассеялись
по отдаленным северным лесам и поселениям. И не на пeчи сидели да лаптем
щи хлебали, а сооружали помаленьку неприступные засеки, держали там наготове
надежные заслоны. Затаившись на время, солигаличане продолжали отряжать
гонцов с посланиями в Великий Устюг, Тотьму и еще во многие города, призывали
к формированию новых отрядов.
Но не дремали и лазутчики
хитрого пана Лисовского: потаенными путями проникали они на территорию
ополченцев, сообщали ясновельможному, кто из солигаличан и галичан ушел
в засеки, чтобы в это время "у тех людей по дворам животы грабити".
Зашумели февральские
метели 1609 года. В эту вьюжную пору солигаличане провели новую мобилизацию
- по двадцать человек с сохи. (Соха - единица обложения, обозначавшая площадь
пашни от 500 до 800 четен, а четь была равна половине десятины). Тут подоспели
рати из Великого Устюга, Сольвычегодска, Перми, Тотьмы, Кайгорода и Выми
с большим "огненным нарядом". Ополчение росло. Памятуя о предательстве,
случившемся под Ярослав-лем, ратники, как гласит дошедший до нас документ,
"тех детей боярских пометали в тюрьму".
По кривым дорогам
февраля ополчение двинулось к Костроме. Солигаличане сражались храбро и
умело, где бы ни доводилось им в эти годы (1611-1612) находиться: или под
началом Скопина-Шуйского, или под стягами Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского.
Осенью 1612 года
Москва была очищена от интервентов. Ратники возвращались домой, но оружия
не прятали: в северном краю еще бродили недобитые вражьи отряды. Точно
волчьи стаи, нападали они на далекие города и села. Грабили, жгли, убивали
мирных людей и никак не могли смириться с неудачей. Дважды - в 1613 и 1615
годах - подступали они к Солигаличу, опустошали одинокие лесные деревеньки.
В челобитной (1614 г.) игумена Александровской пустыни, что на реке Воче, Варлаама царю Михаилу Федоровичу говорилось: "приходили к Соли Галицкой польские и литовские
люди и черкаси и Соль Галицкую сожгли и посадских людей посекли".
Беда не отступала
от стен Солигалича. И тогда, не ожидая помощи от Галича, вчерашние ополченцы
сами сумели превратить старые городские укрепления в надежную крепость.
В 1661 году здесь уже был "город и всякий городовой снаряд: пушки, и пищали,
и порох, и ядра, и свинец, и стража, и котлы для военного времени".
Предание бережно сохранило имена двух достойных мужей - Томила Зяблого и его ученика Ортема, что наладили производство пороха. Знатные, будто, были селитренных дел мастера!
Но не только военные лихолетья испытывали на прочность город и его людей. В те далекие годы попеременно свирепствовали то голод, то моровые язвы. Летописец отметил,
что "в год 1654-й от рождения Христова бысть мор велик на люди в Москве
и по протчим градам. А у Соли Галицкой начали от сей язвы мереть августа
18, поветрие продолжалось до 6 декабря. Много людей померло и домов запустело".
Губительны были и
многочисленные пожары. Но город вновь и вновь возрождался из запустения
и пепла, чтобы сеять хлеб, варить соль, развивать ремесла, растить детей.
И несмотря на горести, угнетение, великую нужду, городской люд в грозный
час вставал на защиту родной земли от любого супостата.
...Каждому городу,
каждому самому малому уголку российской земли всегда сопутствует легенда.
Есть такая и у тех, кто живет на Совеге.
...А было это в пору,
когда поднял Стенька Разин знамя мужицкой вольности и пошел со своим войском
на притеснителей жизни. Белокрылыми чайками летели по волжским волнам атаманские
струги. Во все стороны российской земли направил своих верных людей Разин
Степан. Молва народная гласит, что в 1670 году добрались разинцы до Судая,
а было их - четыреста конных и триста пеших. Пять красных пестрядинных
знамен развевались на сквозном северном ветру, над войском буйным, коим
предводительствовали отчаянные головушки - черемисский пристав Миронко
Мумарин и атаман Илюшка Пономарев. Из Судая смелый вожак Илюшка с девятью
сподвижниками отправился в Тотьму "для подзору и проведывания про ратных
людей и ружья", но попался с товарищами в цепкие лапы воеводы Ртищева.
Казнил их царский приспешник.
Однако жив был еще
отряд Мумарнна. И пополнялся с каждым днем людьми, что испили уже первый
глоток свободы. Узнав стороной, что супротив разинцев движется отряд московских
стрельцов под командой Нарбекова, решил Миронко разбить свое войско на
малые ватажки, дабы сподручней и безопасней было отступать по лесным дорогам.
И что уж произошло
- теперь остается только гадать, по Миронко круто изменил решение, ввязался
в бои со стрельцами. А силы были неравны, ох, неравны... Хорошо обученные
и откормленные царевы слугн разбили мятежный отряд. Сам Миронко Мумарин
был "изловлен" в Великом Устюге и отправлен на суд в столицу белокаменную.
Оставшихся в живых укрыли дремучие леса неласковой Совеги...
Коренные жители этого
удивительно красивого места - Совега - те до сей поры считают, что предками
их были вольнолюбивые сподвижники крестьянского вождя Степана Тимофеевича
Разина.
Легенды, легенды,
легенды...
Но как бы то ни было,
а рождает их жизнь.
Х Л Е Б Д А С О Л Ь
-Хлеб да соль!-говорит русский человек,
приветствуя всех, кого найдет за столом и за едой.
-Хлеба кушать'.-непременно ответят ему в смысле: "Милости просим, садись с нами и ешь". Этим приглашением доказывается наше особенное русское, свойство гостеприимства, которое по этой причине и называется чаще хлебосольством".
(С. Максимов "Куль хлеба").
- Хлеб да соль!
Пожалуй, эти два коротких, очень уж привычных, но столь приятственных русскому человеку слова, долгие годы определяли главную суть города Солигалича и его обитателей. Искони здесь занимались хлебопашеством.
Век - четырнадцатый... Век - пятнадцатый... Они глубоко прочерчены крестьянской сохой. Не ведали тогда еще солигаличские оратаи, что близок час, когда они в полной мере познают "почем пуд соли"... Узнают ее настоящий горький вкус и как добывается она.
Но пока что на небосклоне истории занимается заря пятнадцатого века. За счет скудных крестьянских наделов набирает силу монастырское землевладение. Об этом говорится так: "Пользуясь поддержкой княжеской власти, монастыри обосновывались в отдаленных, но, как правило, уже обжитых народом районах и различными путями захватывали крестьянские земли. Монастырское землевладение расширялось также за счет вкладов, купли, мены пожалованной земли".
Во второй половине XV века на солигаличские земли обратил свой благосклонный взор Троице-Сергиев монастырь и вскоре приобрел здесь село Гнездниково, деревни Оглоблино и Шипулино, пустоши Бутаково, Маркове, Мичково, Носково, Подкосово. При-обрел несколько селений и московский Симонов монастырь. Богатые обители определили и свои малые "столицы" на этой земле: Троице-Сергиев выбрал для этой цели Гнездниково, а Симонов- село Борисово. Крестьяне оказались под крепкой дланью слуг господах и были приставлены к соляным варницам. Не лежало крестьянское сердце к новому делу, да и обидно было, что общинные черные земли все больше и больше отходят в монастырские владения. Судачили так и этак... Искали выход. В чем он? И решили, что обрести его можно только в борьбе. Взывали к суду.
На исходе века крестьяне Залесской и Березовской волостей вели долгие, но безуспешные судебные земельные тяжбы с Троице-Сергиевым монастырем. Местные крючкотворы так ловко поворачивали судебное дышло, что око всегда выходило против черносошных хлебопашцев. Некоторые судебные решения они пытались обжаловать, взывали даже к Государю всея Руси-Ивану III. Боролись до последней возможности. Был у крестьян и свой бескорыстный ходатай и защитник Степан Панафидин. Но княжеский суд не отличался праведностью.
И тогда крестьяне начинали бороться открыто: сегодня они запахивали землю, завтра проводили потраву лугов. И теперь уже в княжеский суд с жалобами на крестьян обращались монастырские власти.
"Троетцкие луга у Галицкой Соли сельца Гнездниково по реке Костроме и по реке по Святице... травят сильно посадские люди и из волостей сельские и деревеньские", - это фрагмент из жалобы Троице-Сергиева монастыря от 1543 года.
Ответ на сей раз случился скорый: московский князь прислал жалованную грамоту о назначении из посадских людей Солигалича трех приставов для охраны монастырских лугов, с правом "тех потравщиков судити и управу меж их чинити... безволокитно".
С середины XVI века еще сильнее развивается антагонизм между крестьянами и феодалами. Продолжается упорная борьба за землю крестьян Вочской волости с Троице-Сергиевым монастырем. Царь Федор Иоанович пожаловал обители Попову слободку с угодиями и лугами вблизи речки Вочи. Черные крестьяне запротестовали, они не хотели поступиться своей землей.
Монастырь пожаловался новому царю Борису Годунову. Тот отдал приказ галичским властям обеспечить ввод обители во владение угодьями. Мужики не отступились: подали Годунову челобитную, ожидая царской милости и справедливости. А дождались из столицы строгого указа: "Вотской волости крестьян Якушка Еремеева со товарищи, за ослушание и насильство бити кнутьем, а бив кнутьем, ведено вкинуть в тюрьму, а Вотские волости крестьянам вперед в тое Троицкую землю вступать не ведено".
Сдались ли крестьяне, битые кнутом? Оказывается: нет! Уже при Василии Шуйском властям еще раз пришлось разбирать затянувшееся дело. И наконец Попова слободка была оставлена за монастырем.
Но какие бы тяготы, горести, несправедливости, обиды ни выпадали на долю мужицкую, а не знавали они ничего дороже своей земли, на которой из века в век растили хлеб...
Хлеб да соль!
Вот и довелось дальнему граду на многие лета стать одной из соляных столиц России. Началось с малого, а зашагало широко, размашисто. Соль всегда имела притягательную силу для людей смекалистых, предприимчивых, любящих загребать жар чужими руками. В XVI веке и в первой половине XVII солеварне развернулось на полную мощь. Соляными колодцами и варницами владели не только московские князья, но и бояре, высшие церковные чины, монастыри, торговые людишки. Покупали, вытягиваясь в нитку, колодцы и варницы посадские люди и даже крестьяне.
Только солигаличане, что интересуются историей родного города, знают о том, что в самом центре, где летом шумит листвой старый сквер, где по вечерам степенно прогуливаются санаторные больные, - именно здесь и находились некогда соляные разработки.
А как же она выглядела, варница?
Это был бревенчатый четырехстенный сарай, покрытый тесом, без окон, с одной дверью и квадратным отверстием в крыше заместо трубы. В центре варницы выкапывали четырехугольную яму. Стены ее выкладывались камнем, дно посыпалось песком. По углам ставили столбы с перекладинами из толстых брусьев, на них крепили железные дуги, на которых над печью подвешивали квадратный ящик (црен). Изготовлялось сие чудо техники из толстого листового железа: оно-то и являлось главной частью варницы - здесь кипятился рассол.
Ровно сутки, а то и более длилась "варя". А вернее - сущая каторга, быстро сводившая солеваров в могилу. Когда из колодцев рассол поступал в црен - в яме разводился огонь. Испарялась вода, образовывался засол. Появлялись первые кристаллы и подавалась новая порция рассола. И так - несколько раз, пока не густел засол. Наконец уменьшали огонь в печи и соль пускали на привод, т. е. на кристаллизацию. Осевшую соль извлекали из ящика особым греблом и сушили на полатях.
Вроде бы и не хитра работа, но силы забирала полностью. Зимой люди промокали до нитки, покрывались льдом - это те, что трудились снаружи. А в сарае донимала жара, от испарений и дыма слезились глаза, соль разъедала руки и ноги. Недолог был век солевара. Предполагают, что во второй четверти XVII века в Солигаличе ежегодно вываривалось около 400 тысяч пудов соли.
На быстрых стругах по реке Костроме, а там по Волге-матушке уходила галицкая соль в дальние российские пределы. Благодаря этому в семнадцатом веке Солигалич забогател и достиг наибольшего экономического развития.
Но восходит век восемнадцатый, и солеварие идет на спад. Повлияло, видимо, и то, что еще в 1705 году Указом Петра Первого была введена соляная монополия, появились сильные конкуренты Строгановы, что заполнили рынок солью-пермянкой. Но самое главное в том, что в 1752 году в посаде случился страшный пожар. В огне погибли не только дома, но и все варницы. В конце XVIII века солигаличское Усолье стало переходить из рук в руки. Иногда колодцы стояли заброшенными по нескольку лет. Знаменитыt "три стопки" с герба города начали полниться уже привозной солью...
И только никогда-хоть камни с неба! - не замирало на этой земле хлебопашество. А в подспорье -с семнадцатого века началась разработка известняка, развивались дегтярный и кузнечный промыслы.
"Родись на Руси человек - и краюшка хлеба готова",-так говаривалось издревле. Однако, прежде чем ляжет краюха на стол, - надобно потрудиться, да так, что семь потов сойдет. Все это хорошо знали солигаличские крестьяне. Наделы были невелики, урожайность незавидная, так что краюшка и без соли была солона. Кроме того, давили мужика подати да повинности: ямская, городовая, острожная. Да еще оброк помещику не задоль. Вот тут-то и начался постепенный отход землепашцев в города, там, известное дело, и кузнецы, и плотники, и каменных дел мастера завсегда нужны.
Жестокость крепостников не раз была ярко описана русскими литераторами. О нравах солигаличских помещиков поведал писатель 'В. Апушкин.
"Вот Долгое Поле. Солигаличские старожилы должны помнить мощную фигуру "долгопольского барина" Купреянова. "Деспот был", - вспоминают о нем. - Тиран. Дела о нем в Сенате не переводились".
Мартьян Прокофьевич хотя и служил когда-то во, флоте, но больше всего любил лошадей, особенно молодых и горячих. Лошади у него водились, действительно, хорошие: были и арабской, и персидской, и английской крови. Запрягут четверку таких "дьяволов" в коляску, выйдет барин на крылечко, поставит носок одной ноги на подножку н замрет в выжидательной позе... Боже сохрани, если какая-нибудь лошадь дернет, шевельнется и покачнет грузное барское тело.
- Пятьдесят палок...- скажет Мартьян Прокофьевич ровным, немного гнусоватым голосом и уйдет в покои. Кучер слезал с козел, отправлялся на конюшню, получал пятьдесят палок, одевался, садился снова на козлы и вез барина "куда прикажут"...
Но всякому долготерпению приходит конец. Недовольство все чаще прорывалось наружу, и в 1825 году, в том самом, когда в декабре выйдут на Сенатскую площадь первенцы свободы - декабристы, в вотчине помещика Щербачева взбунтовались крепостные. Волнение охватило деревин Тыково, Малашкино и сельцо Богородское. Крестьяне перестали повиноваться гражданским властям и помещику, отказались платить оброк и государственные подати. Костромской губернатор срочно повелел "отправить в селения бунтовщиков воинскую команду из пятидесяти человек". Засвистали розги, и через сутки крепостные были "приведены в повиновение". Но русский крестьянин памятлив: придет день, когда он сполна отплатит притеснителям за слезы и унижения.
А пока что впереди год 1861-й... Год отмены крепостного права. Думалось, что выйдет облегчение, но положение почти не изменилось - власть и сила остались в руках помещиков. Солигаличские крестьяне, ограбленные землевладельцами, едва сводили концы с концами.
И все пристальней вглядывались в дали, что лежали за чертой их родного города...
С П Е Р В О Й В О Д О Й
"Я покинул деревушку,
еще будучи ребенком.
Обнял мать свою старушку,
поклонился всем избенкам.
Распростился я с родимой,
в путь-дороженьку собрался,
нуждой-мачехой гонимый,
по "чугунке" в Питер мчался...
(Ив. Логинов).
Какими они были, весны в конце XIX-начале XX века?
Можно ли это узнать?
Конечно!
Стоит только побывать в гостях у старейшего солигалнчского учителя, историка, краеведа, непревзойденного знатока здешних мест - и он все расскажет. И о географическом положении района, о том, что его территория составляет 3044 квадратных километра, что река Кострома берет начало у деревни Душкино. И про берега крутые поведает, все луга перечислит, все лесные угодья. Вдоль и поперек обошел родные свои местности за долгие годы жизни неутомимый следопыт истории Иван Николаевич Ардентов.
А что касается прихода весны...
Что ж, как отмечено в летописи Ивана Николаевича: "среднее вскрытие реки Костромы у Солигалича 23 апреля, но в отдельных случаях бывает запоздание до десяти дней".
Стало быть, в конце апреля или в начале мая, когда с полей сходили снега и ввинчивался в небесную синь звонкий жаворонок - собирались мужики в дальний путь. Спускались на воду барки, дощаники. Тщательно проверялись: крепки ли? Выдюжат ли трудную дорогу? А на берегу толпились - охали и плакали - женщины, вертелись под ногами ребятишки, завидуя своим тятькам. Им тоже бы хотелось увидеть иные земли, огромные неведомые города - Петербург, Москву, Кострому, Ярославль, о которых они так много наслышаны, И не знали еще, как тягостно уходить кормильцам от родных крыш, расставаться с семьями до первых заморозков. А порою и - навсегда...
Шли в отход не просто мужики, а умелые плотники, маляры, печники, кузнецы. И что бы делали без них пышные столицы? Много чего понастроили солигаличапе на стороне, в бесчисленных городах оставили свой добрый след.
Медленно отчаливали дощаники... Сняв шапки, долго глядели мужики на удаляющийся Солигалич, на осиротевшую "бабью сторону". "Бабья сторона"! Именно так назвал одну из своих статей солигаличский земский врач Жбанков. В 1891 году статья вышла отдельной брошюрой, и ее заметил В. И. Ленин. В своем труде "Развитие капитализма в России" он неоднократно ссылался на работы врача из села Корцово, однако подходил к ним довольно критически.
Оценивая отходничество, Владимир Ильич Ленин писал: "неземледельческий отход представляет из себя явление прогрессивное. Он вырывает население из заброшенных, отсталых, забытых историей захолустий и втягивает его в водоворот современной общественной жизни. Он повышает грамотность населения и сознательность его, прививает ему культурные привычки и потребности"'. "Отход в города ослабляет старую патриархальную семью, ставит женщину в более самостоятельное положение, равноправ-ное с мужчиной". И здесь же В. И. Ленин приводит цитату из "Юридического вестника" за 1890 год: "Привыкшая обходиться без мужской власти и помощи солигаличанка вовсе не похожа на забитую крестьянку земледельческой полосы: она независима, самостоятельна. Побои и истязания жен здесь редкие исключения. Вообще равенство женщины с мужчиной сказывается почти везде и во всем".
Независимой, гордой, самостоятельной, работящей осталась солигаличанка и доныне.
...Мужики отправлялись в отход. В октябре - ноябре солигаличанки встречали их, и до первой весенней воды жизнь входила в свое привычное русло. Каждый находил себе дело по душе, по способностям. Конечно, не было здесь крупных фабрик и заводов, как в Питере или Москве. Но, как и прежде, добывалась известь и отправлялась на барках в разные концы Отечества. Варили деготь, без которого п сапог бы долго не носился, и колесо тележное не катилось. Солпгаличские купцы Касаткин, Собенников и другие скупали его у крестьян по 80 копеек за пуд, а продавали по два рубля в Казань.
Да что там - Казань! В восьмидесятых годах прошлого века помещик Марин построил в усадьбе Соколове свой заводик, а деготь отправлял аж во Францию!
И по кузнечной части солигаличане были большие доки. Весело полыхали горны в двадцати кузнях, вызванивали молодецкую песнь молотки да молоты. За местными топорами, лемехами, косами наезжали негоцианты из отдаленных краев, поскольку знали - товар здесь отменный. Специально для Петербурга изготовляли ножи и топоры в деревне Холопово в кузницах, что принадлежали Серяковым и Костыгиным.
...Летом семнадцатого года Владимир Ильич, как известно, скрывался некоторое время в Разливе от царских ищеек. К знаменитому шалашу, что стал своеобразным музеем, доныне не зарастает народная тропа. Там у Владимира Ильича имелась коса, был топор, что принадлежал рабочему Сестрорецкого завода Н. А. Емельянову. Так вот, па том топоре имеется клеймо: "Солигалич". Если вы будете в Москве и посетите музей В. И. Ленина, то в одной из витрин увидите макет шалаша, а возле него тот са-мый топор из Солигалича, которым пользовался Владимир Ильич.
...В кочие XIX века появились в округе три кирпичных заводика. Возле деревни Шиханово дымил мыловаренный, а в самом городе образовался крохотный кожевенный завод. В начале двадцатого века появляется лесная промышленность. Если раньше была каторга соляная, то теперь приспела лесная каторга. Условия труда были самые отвратительные, оплата самая низкая, хотя труд лесоруба выматывал силы до последнего. Люди жили в "зимницах", похожих на звериные норы. Еще и сейчас в отдаленных лесных местах можно встретить останки этих убогих жилищ.
А владельцы лесоразработок жили на широкую ногу, сколачивали миллионы за счет людей, что рвали жилы в лесной глухомани, получая за труд жалкие гроши. История, конечно, сохранила фамилии эксплуататоров - Собенниковых, Шалаевых, Текутьевых, Квасниковых, но только затем, чтобы потомки солигаличских лесорубов знали имена тех, кто измывался над их прадедами.
П О Э З И Я Р Е В О Л Ю Ц И И
"Считала себя социалисткой с 17 лет... Всегда считала за счастье быть с революционерами, всегда готова была на все революционноопасное, и чем опаснее, тем лучше. Поэзия революции быть в "стане погибающих", самопожертвование, личное равнодушие к материальным благам и отвращение к несправедливой погоне за ними среди нетрудящихся классов - вот это все увлекло з революцию".
(Из записок В. И. Засулич).
Цари всегда находили для непокорных самые глухие и гибельные места. По Московскому тракту многие десятилетия не смолкал кандальный звон - это шли в Сибирь польские повстанцы, участники крестьянских и фабричных волнений. По этому тракту проделали свой высокий и скорбный путь декабристы и петрашевцы.
Был местом ссылки и Солигалич. А началось это во в горой половине XIX века, когда сюда прибыли под бдительное жандармское око участники польского освободительного восстания 1863 - 1864 гг. Радзименский, Ревкевич, Сигирский, Сосновский, Стемпковский.
Вера Ивановна Засулич!
Она стояла у колыбели русского марксизма, была активной участницей революционного движения. Это она стреляла в царского генерала Трепова, томилась в каземате Петропавловки, сградала в далеких ссылках, долгие годы провела в эмиграции, она переписывалась с Энгельсом, дружила с Плехановым, в красном Питере ее считали своей за то. что она сделала для революции к молодости. В 1873-74 гг. Засулич жила в Солигаличе.
1905 - 1907 годов, когда весь уезд был вовлечен в вихревые события. Крестьяне выдвигали конкретные политические требования. 28 декабря 1905 гида состоялся мужицкий сход деревень Печенга и Боярское Чудцовской волости, где был принят приговор о передаче всей земли народу, о выборности властей и уничтожении сословного деления.
Крестьяне не ограничивались только вынесением на общих собраниях своих требований и отказом от платежа податей. Они проводили самовольные порубки леса, захватывали покосы и выгоны, что принадлежали крупным землевладельцам. Крестьяне деревни Пензино Костромской волости зимой 1905 года, как говорится, всем миром, не таясь, выехали в лесную казенную дачу, вырубили ее и лес развезли по домам.
В конце этого же года во Всероссийскую стачку включились работники Солигаличской почтовотелеграфной конторы - и в течение нескольких дней молчали аппараты Морзе, копились в мешках письма. Обстановка в уезде накалялась. Деревня бурлила. Владельцы усадеб спешно прятали и увозили золото и серебро - они боялись погрома. Некоторые помещики осенью 1905 года повысили страховку построек и движимого имущества до предельной цифры^
В 1914 году грянула первая империалистическая воина. Эта бойня оторвала от пашни миллионы мужчин и сразу же вызвала в деревнях недостаток рабочих рук. Правда, в Солигаличском уезде, где земледелие в значительной степени лежало на женщине, это отразилось не сразу, тем более, что в 1915-1916 годах на работу прибыли большие партии австрийских военнопленных. И, тем не менее, неуклонно шло уменьшение посевной площади, снижение урожайности, сокращение количества рабочего скота. Росли цены на хлеб. Война разваливала хозяйство, несла нищету и новые лишения.
Февральская буржуазнодемократическая революция 'в уезде прошла почти незаметно. Исчез исправник, разбежалась наружная полиция. Однако от восторженных слов местных либералов, которые нацепили к кармашкам пиджаков и визиток красные банты, почти ничего не изменилось. Власть осталась в руках помещиков и купцов. Усадьбы и леса остались помещичьими, купеческими, церковными. Правда, был образован Совет крестьянских депутатов, но он еще не представлял собою революционной организации трудового крестьянства.
В П Е Р Е Д , З А Р Е Н А В С Т Р Е Ч У
Залп "Авроры" возвестил всему миру, что в стране свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Эхо октябрьских событий докатилось и до Солигалича. И вот уже 27 октября (по старому стилю) в город по постановлению Петроградского Совета и Комитета РСДРП прибыл революционер, питерский рабочий, уроженец этих мест Василий Алексеевич Вылузгин.
В ноябре семнадцатого закладывается фундамент Солигаличской большевистской организации. Местная буржуазия злобствует. Московская газета эсеров 16 ноября пишет, что "правители Солигалича требуют казаков и пулеметов, потому что большевики захватили здесь власть". 17 ноября комитет инвалидов созвал общее собрание граждан уезда, фактически ставшее первым уездным съездом Советов.
26 января 1918 года собирается II уездный съезд Советов, который совпал по времени с III Всероссийским съездом Советов. На Всероссийский съезд солигаличане командировали своего представителя с наказом: "Требуем проведения диктатуры пролетариат та и крестьянства, чтобы земля перешла без выкупа в распоряжение народа с широкими полномочиями на местах, требуем справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций".
II уездный съезд Советов принял меры для установления Советской власти в волостях, избрал уездный Совет из 17 человек.
13 от волостей и по одному из рабочих, солдат, фракции большевиков и фракции левых эсеров. На следующий день собрание граждан города одобрило постановление съезда, высказалось за скорейшую организацию сельских комитетов и обещало полную поддержку уездному Совету. В это же время началось постепенное создание аппарата власти на местах.
И Василий Алексеевич остался в городе. А время было трудное, время было сложное. Скудный урожай семнадцатого года не позволял в достатке обеспечить хлебом трудовой народ. Из 75 тысяч населения - семьдесят тысяч человек голодали. И нельзя было рассчитывать на получение хлеба из других городов: молодая Республика Советов боролась с внутренним и внешним врагом, она напрягала все силы, чтобы выстоять и победить. Царь-голод шел рука об руку с контрреволюцией. В Варнавине и Кологриве вспыхнули антисоветские мятежи.
В это время Военнореволюционный комитет посылает своих представителей в соседние губернии для закупки хлеба. Выявляются излишки хлеба и в своем уезде. Все это вызвало у местной буржуазии недовольство, которое перерастало в прямой саботаж. Из купеческих домов, из дворянских особняков, из-за церковных притворов поползли змеиные слухи о том, что большевики ведут Россию к гибели, что уездный Совет намерен снимать металлические кресты и ограды с кладбищенских могил дабы перелить их на плуги и бороны, а имущество Ратьковского монастыря реквизировать.
На одном из собраний голодающие потребовали провести учет хлеба, хранящегося в монастырских амбарах. Уездный Совет поддержал это требование и принял решение конфисковать излишки. Контрреволюция использовала эти обстоятельства для подготовки недовольной и обманутой части населения к мятежу. 26 февраля она призвала всех верующих собраться к монастырю и защищать его. Воинственная мать-игуменья разразилась перед монахинями речью и призвала, не больше не меньше, как "свергнуть Советы и разоружить Красную гвардию"...
Обманутые, опьяненные религиозным дурманом обыватели, подстрекаемые местными богатеями, направились к зданию Совета. Толпа бесновалась, раздавались крики: "Не допустим реквизиции хлеба! Долой Красную гвардию!"
В Совете поняли, что вряд ли малыми силами или простыми уговорами возможно погасить эту вспышку.
Член исполкома Совета Николай Аполлонович Смирнов, свидетель этих событий, бывший тогда рядом с Вылузгиным, позднее так расскажет о том страшном дне:
"Ни один мускул не дрогнул бы у членов Совета, если бы им потребовалось пустить в ход оружие и гранаты. Но товарищ Вылузгин предостерег от этого, рекомендуя другой путь: расходиться членам Совета поодиночке и, кому удастся, добраться до ближайшей почтовой станции и телеграфировать Советам близлежащих уездов о присылке помощи".
Так и поступили. Часть членов Совета вырвалась из кольца и дала телеграммы в Буй, Вологду и Вятку.
Василий Алексеевич Вылузгин вышел из Дома Советов, чтобы дворами пробраться на Валовую улицу. Но кто-то из толпы все же заметил его. С криками и злобным улюлюканьем набросились враги на большевистского вожака. Началось избиение, и тут же сын местного купца П. Смирнов выстрелом из револьвера ранил Василия Алексеевича. Прибежали друзья и унесли его в больницу. Казалось, что жизнь его уже в безопасности. Но 27 февраля в палату, где лежал раненый, ранним утром ворвались белогвардейцы и закололи его винтовочным штыком... Так оборвалась жизнь пламенного революционера, питерского рабочего Василия Алексеевича Вылузгина.
На несколько дней власть в городе перешла в руки так называемого "Местного комитета спасения родины". Известие о разгоне Солигаличского Совета быстро облетело округу: крестьяне требовали восстановления Советской власти, а Великовская волость прислала людей для поддержки Совета. Вскоре прибыли отряды из Вологды, Буя, Вятки. Под командованием матроса Журбы они восстановили революционный порядок
П Р Е К Р А С Н О М И Я Р О С Т Н О М М И Р Е
"Красной Армии штыки
в поле светятся.
Здесь отец с сынком
могут встретиться.
За один удел
бьется эта рать,
чтоб владеть землей
да весь век пахать,
чтоб шумела рожь
и овес звенел,
чтобы каждый калачи
с пирогами ел".
(Сергей Есенин).
Трудной была та давняя весна. Еще не утихла боль недавних трагических событий. Но надвигались новые беды, новые трудности. Но весна есть весна. Обновление природы сливалось с обновлением мира - яростного и прекрасного. 13 марта 1918 года в Солигаличе открылся чрезвычайный уездный съезд Советов, на котором после доклада о событиях 26 февраля был избран исполнительный комитет Совета. Вскоре организуются волостные, а к середине года - сельские Советы.
5 июня собрался IV уездный съезд Советов, на котором присутствовало 35 делегатов. Продовольственный вопрос был главным в работе съезда. И это вполне понятно: в конце апреля 1918 года суточная норма хлебного пайка в Петрограде была снижена до 50 граммов.
Хлеб! Хлеб! Хлеб!
Это слово звучало в каждом выступлении. IV уездный съезд Советов постановил: реквизировать все хлебные запасы, однако оставляя на едока пуд в месяц-до нового урожая. Были впервые избраны делегаты от уезда на Костромской губернский съезд Советов.
К лету 1918 года в Солигаличе окончательно укрепляется Советская власть. Создаются отделы уисполкома, торжественно открывается первый социалистический клуб в бывшем особняке дворянина Текутьева
В 1918 году состоялось еще два уездных съезда членов РКП(б).
1919 год для Солигалича был тяжелым: в марте числилось более 21 тысячи голодающих, а в июне - уже 42 тысячи. Но уезд стойко переносил все тяготы. Понемногу восстанавливалось хозяйство, зимой дала ток вновь оборудованная электростанция.
